28.10.2011 в 08:40
Пишет Janosh Falk:Понравилось.
URL записи13.07.2011 в 21:55
Пишет klavir:Том Форд и Ричард Бакли
Я подумала, что это вполне можно сюда, наверное. Перевод мой. Оригинал (www.out.com/detail.asp?page=1&id=28479)
Часть 1
Том Форд был застенчивым 25-ти летним юношей, когда он встретил редактора журнала Ричарда Бакли. Решение о том, что он хочет стать его супругом пришло пока они ехал в лифте.
Том Форд, дизайнер:
Можно смотреть на кого-то и чувствовать, что знаешь его вечность. Первый вечер, когда я пил с Ричардом, я чувствовал, что знал все о нем. У него были сумасшедшие глаза, как у Хаски. Они не голубые, они не серые, они невиданного цвета – практически серебристые. Они абсолютно ничего не выражают, но они совершенно завораживают. Сначала мы встретились на модном показе в Нью-Йорке в 1986 году. Ему было 38, в то время и он был редактором журнала женской моды (Women’s Wear Daily). Он был самоуверенным и красивым настолько, что казался совершенно неприступным. Он пялился так откровенно, что это совершенно смутило меня, и когда шоу закончилось, я буквально вышиб дверь и выскочил на улицу, чтобы убежать от него.
Десять дней спустя моя начальница Кэти Хардвик послала меня в офис Women’s Wear Daily забрать кое-что из одежды. Я направился прямо на крышу, где они фотографировали и когда лифт открылся, в нем находился человек с глазами цвета воды. Он набросился на меня и представился Ричардом Бакли, сказав, что одежда нужна внизу и предложил проводить меня туда, в то место, которое называлось тогда «модный шкаф». Он был вежливым и он был законченным идиотом. Он пританцовывал вокруг меня, сверкая глазами, и очень старался быть очаровательным. В этом лифте я решил стать его супругом. Я очень прагматичный и я был как, ОК, здесь есть какая-то связь. Он пометил галочкой каждую коробку и, бум, между делом мы прибыли на первый этаж, я был как, ОК, куплен с потрохами. Он казался таким собранным. Он был таким красивым, он был таким общительным, он был таким взрослым, в общем, он пугал меня. И он действительно охотился за мной – но не так что ему приходилось очень напрягаться. Это возбуждало меня, но также и пугало, потому что я знал он был другим и что бы там ни было, я чувствовал себя с ним по-другому, нежели чувствовал раньше.
Мы вместе ходили за покупками на Рождество однажды в субботу и проводили почти каждый вечер вместе после нескольких свиданий. Прошло, возможно, несколько дней, прежде чем мы сказали что-то вроде: «Я думаю, я люблю тебя». Теперь мы говорим это друг другу каждый раз, когда засыпаем и когда заканчиваем каждый телефонный разговор и каждое электронное письмо. Я действительно верю в то, что каждый раз, когда вы думаете «я люблю тебя», вы должны сказать это. Каждый раз, когда вы думаете о том, чтобы взять их за руки или поцеловать их, вы должны сделать это. Я делаю это каждый раз.
Мы вместе пошли домой отметить Рождество и когда вернулись, он дал мне ключ от своей квартиры и попросил переехать к нему, и я переехал. Мы знали друг друга меньше месяца. Он жил с кем-то три или четыре года, но это не были действительно серьезные отношения и он вполне сознательно искал их. Он пришел к этому, когда ему исполнилось 38, а мне было 25, но мы оба были готовы определиться и влюбиться и жить с кем-то. Я спал со многими людьми и получил хорошую долю секса, наркотиков и рок-н-ролла. Я переспал первый раз, когда мне было 14. В школе у меня была подружка, которая была дважды беременна, пока мы были вместе. В то время, в 70-х, аборт был осознанной формой контроля над рождаемостью, и я думаю, в большинстве школ в то время это было вполне обычно. Я, разумеется, не стал бы делать это, если бы я был с кем-то сейчас, даже будучи подростком, так что я думаю, что это было частью той эпохи и обыденность, с которой секс изображался по телевизору. В старых телевизионных программах 70-х, каждый надеялся оказаться в кровати с каждым, и это было обычным делом.
Я думаю, СПИД определенно изменил это.
Один из самых первых людей, у которых диагностировали, как его тогда называли «рак геев» в 1981 году, был моим другом. Это совершенно выбило меня из колеи, и с тех пор я тщательно предохранялся. Это, возможно, спасло мне жизнь, но это подпортило мысли о сексе. Я просто ассоциирую секс со смертью. У нас с Ричардом было три свидания прежде, чем мы занялись сексом, потому что мой первый друг находился в госпитале, умирая от СПИДа, и лучший друг Ричарда тоже. Так что мы шли на свидание, потом шли в госпиталь; в результате все время думали об этом. Это был ненормальный страх и он оказал влияние на наши ранние сексуальные отношения чрезвычайно: трудно смотреть как умирают твои самые близкие друзья в то время, когда мы сами влюблялись. Если мы составим список, я мог бы сказать, что половины наших друзей с начала 80-х больше нет с нами. Это продолжалось до начала 90-х – это было просто не остановить. (* - не уверена)
Три года спустя, после того, как мы начали жить вместе, у Ричарда обнаружили рак, и тогда было сказано, что это вполне может быть смертельно. У нас было достаточное количество личных семейных трагедий и подобные вещи в конечно счете делают вас ближе, потому что вы проходите через это вместе и они обогащают вашу историю.
Стареть вместе было интересно, потому что мы оба менялись. Я был очень спокойным в начале наших отношений – я действительно очень, невероятно, почти патологически застенчивый человек, во что никто не верит сегодня, потому что я также смастерил рабочий\публичный фасад, который требует невероятного количество энергии. А Ричард, когда мы впервые познакомились, был очень, очень общительным и разговорчивым. Ричард – экстраверт, а я – интроверт, но встретив нас сегодня, вы подумали бы, что все наоборот. Ричард сейчас все более и более спокойный, особенно, если он хорошо вас знает. Но если вы встретите Ричарда на вечеринке он невероятно живой. Я ненавижу вечеринки и стараюсь их не посещать. Я предпочитаю обед на двоих или на 4-6 человек.
Одна из вещей, которая всегда забавляет меня - забавляет не то слово, потому что она меня не забавляет – но часто я обедаю с очень близкими друзьями, натуралами, и они узнают, что мы с Ричардом живем вместе 24 года, и их реакция часто: «Вау, вы вместе 24 года! Это так мило. Я не думал, что геи могут быть вместе так долго». И я говорю: «Почему? О чем ты?».
Некоторые наиболее длительные отношения, которые я знаю, были у однополых пар. Многие мои натуральные друзья женятся и разводятся, женятся и разводятся всё то время, что мы с Ричардом вместе. Я думаю, что даже у очень образованных, либеральных друзей есть предрассудок, что ориентация, возможно, имеет больше отношения к сексу, чем, к чувствам, это удивляет и поражает в сегодняшнем мире. Я из тех, кому нравятся постоянные отношения, и всегда хотел и искал этого, и это возможно всегда было бы так, не важно был бы я геем или натуралом. Мы с Ричардом связаны, и я думаю, это чувствуется, когда вы смотрите кому-то в глаза и ощущаете, что вы знали его всю жизнь. Это как вернуться домой.
Часть 2
Ричард Бакли, писатель:
После 3,5 лет в Париже я вернулся в Нью-Йорк чтобы стать редактором нового глянцевого журнала, названного «Scene». На четвертый день моего возвращения в город я участвовал в шоу молодого дизайнера по имени Дэвид Камерон. Пока я ждал начала шоу (оно было перенесено на верхний этаж) я заметил задумчивого парня, стоящего в стороне от толпы, милого. Определенно милого. Когда шоу закончилось, я сел на свое место, развлекаясь с ручкой и записной книжкой, пока не увидел краем глаза его пальто из верблюжьей шерсти. Я вскочил и приготовился выйти вместе с ним. Как я сказал, мы были на верхнем этаже и самый быстрый путь вниз был по лестнице. Пока мы спускались я поглядывал на него время от времени и улыбался. Он ответил мне улыбкой. Таким образом мы достигли улицы, где, я клянусь, он побежал от меня.
Спустя 10 дней я поднялся на крышу здания журнала на 12-й улице, делаю отвратительные снимки для WWD, когда Оуэн, арт-директор, спросил меня, есть ли у меня бой-френд.
- Нет
- Ты встречаешься с кем-нибудь?
- Нет. Я не ходил никуда с тех пор, как вернулся.
- Почему?
- Меня здесь не было 3,5 года, я работаю на 2-х работах, чтобы влиться в рабочий ритм Нью-Йорка. Я не хочу отвлекаться.
- Есть ли у тебя кто-нибудь на примете? (* - перевод не точный, точнее не понимаю)
Тут я рассказал ему об этом парне: как я смотрел модный показ Дэвида Камерона и как он исчез. Буквально 2 минуты спустя Гарри из фотолаборатории поднялся на крышу и сказал: «Там парень от Кэти Хардвик забрать одежду». На крышу вышел тот самый парень с модного показа.
Я обернулся к Оуэну и сказал:
- Вот он.
- Кто?
- Вот он.
- Кто он?
- Он!
- Ты имеешь ввиду…
- Да.
Я подошел и сказал молодому человек, что могу дать ему всю одежду, кроме той, которую мы начали фотографировать скорее всего для обложки. Я проводил его вниз в лифте на этаж WWD. Все время, что мы спускались в лифте я трындел, как школьница. В этом месте, когда я рассказываю эту историю, я прикладываю руки к глазам и «хлопаю» пальцами как будто это ресницы. Я бесстыдно флиртовал с этим парнем. Он между тем не сказал ни слова, и чем молчаливее он был, тем тупее я становился. Когда я упаковал одежду в модном шкафу, я сказал ему: «Завтра вечером Кэти пригласила меня к себе на обед по поводу моего возвращения в Нью-Йорк». Я надеялся, что он упомянул бы об этом, и Кэти, которая соображала в гейских делах, пригласила бы его на обед.
На следующий вечер обед был великолепный, но молодого человека там не было. После обеда я отвел Кэти в сторону и спросил:
- Кто твой помощник?
- Това.
- Нет, не Това, а невероятно милый парень
- Тендер.
- Тендер?
- Его настоящее имя Том, но я зову его Тендер.
В это время Кэти была замужем за человеком по имени Том Сноден (Tom Snowden). Она сказала, что должна их как-то различать двух ее индюков Томов, поэтому один Таф (tough - жесткий) (ее муж) и другой (Форд) был Тендер (tender - нежный). Как я сказал, незабвенная Кэти немедленно ответила: «Он как раз для тебя, приходи на ланч в понедельник. Я все организую».
На самом деле, когда Кэти пришла на следующее утро, он закричала: «Тендер, зайди сюда!» Она сказал ему: «Ричард Бакли – редактор журнала мод Women’s Wear Daily и редактор Scene хочет прогулять с тобой Он очень важный. Он нам нужен. Возьми мою кредитку и своди его, куда он захочет».
В понедельник был проливной дождь и я прибыл в офис Кэти Хардвик, думая, что мы пойдем в ресторан. Нет. У нас был томатный суп и болонские сэндвичи в ее офисе. Посреди ланча Том встал и сказал, что ему нужно вернуться к работе. В этот момент я подумал: мне 38, ему 25. Он не пацан. Три облома, можно быть свободным.
Я вернулся в мой офис и через 10 минут зазвонил телефон.
- Алло.
- Это Том Форд от Кэти Хардвик. Я звоню узнать, могу я пригласить вас куда-нибудь выпить как-нибудь вечером?
Меня застигли врасплох, потому что я начал думать, что он был заносчивый мелкий ублюдком, поэтому сказал: «Хорошо, сегодня и завтра вечером у меня деловые обеды. В среду вечером я уезжаю на День Благодарения. Как насчет оставшейся недели?» Он сказал, что это прекрасно. Потом мы оставались на линии еще несколько минут, и он действительно начал говорить со мной, и я подумал: «Он вовсе не заносчивый». Наконец я сказал: «Слушай, завтрашний обед еще не утвержден. Если он отменится, могу я позвонить тебе в последнюю минуту?» Он сказал: «Конечно».
Итак, для меня это была 24-х часовая адреналиновая встряска, потому что у меня не было делового обеда, не было Дня Благодарения. Ничего. В 16.23 во вторник я позвонил ему, сказал, что обед отменился и спросил, свободен ли он по-прежнему?
В наш первый день мы пошли в дешевый ресторан в верхнем Ист-сайде, который назывался Albuquerque Eats - я не думаю, что он еще существует. Том настроился на посиделки: «И через 10 лет я буду показывать собственную коллекцию в Париже, и я буду миллионером, и я сделаю то, и я сделаю это...»
А я сидел и думал: «Боже, этот парень такой наивный». Но по мере того, как мы продолжали беседовать о других вещах, возникло чувство, как будто заглядываешь в кроличью нору. Я чувствовал, глядя ему в глаза, как всё вокруг начинает безумно вращаться и тебя затягивает внутрь в его бездну. Было видно, что он хороший человек с большим сердцем. Это было уже не столько физическое влечение, сколько захватывающая тебя мистическая волна».
У меня было много отношений, и ко многим вещам я относился с подозрением, но с Томом я старался не допустить ошибок, которые совершал с другими. Я много раз обжигался и сохранял дистанцию. А в Новый 1986 год мы не выходили на улицу. Мы остались в моем небольшом номере в Saint Mark’s Place. Я подарил ему небольшую коробочку Тиффани и внутри был ключ от моего номера. Он переехал на следующий день.
Том прекрасный современный джентльмен. Мы оба в этом старомодны. Мы оба встаем, когда подходят женщины и пропускаем людей вперед. Люди замечают, если у вас хорошие манеры. И они это ценят. Вы выказываете им свое уважение. Когда у меня обнаружили рак горла в 1989 году, Том вычеркнул из нашей жизни некоторых людей из-за их реакции. Мой лучший друг и мой учитель умерли – один в 87 или 88, другой на год позже – оба от СПИДа и многие люди предполагали, что у меня СПИД и были те, кто не хотели приходить ко мне потому что боялись заразиться. И Том просто вычеркнул их, даже не разговаривал, если встречал их на улице.
Я не могу представить себя без Тома. Я не могу представить, что будет, если с ним что-то случится. Для меня существует только Том. Он все еще тот человек с добрым сердцем, которого я встретил 24 года назад.
URL записиЯ подумала, что это вполне можно сюда, наверное. Перевод мой. Оригинал (www.out.com/detail.asp?page=1&id=28479)
Часть 1
Том Форд был застенчивым 25-ти летним юношей, когда он встретил редактора журнала Ричарда Бакли. Решение о том, что он хочет стать его супругом пришло пока они ехал в лифте.
Том Форд, дизайнер:
Можно смотреть на кого-то и чувствовать, что знаешь его вечность. Первый вечер, когда я пил с Ричардом, я чувствовал, что знал все о нем. У него были сумасшедшие глаза, как у Хаски. Они не голубые, они не серые, они невиданного цвета – практически серебристые. Они абсолютно ничего не выражают, но они совершенно завораживают. Сначала мы встретились на модном показе в Нью-Йорке в 1986 году. Ему было 38, в то время и он был редактором журнала женской моды (Women’s Wear Daily). Он был самоуверенным и красивым настолько, что казался совершенно неприступным. Он пялился так откровенно, что это совершенно смутило меня, и когда шоу закончилось, я буквально вышиб дверь и выскочил на улицу, чтобы убежать от него.
Десять дней спустя моя начальница Кэти Хардвик послала меня в офис Women’s Wear Daily забрать кое-что из одежды. Я направился прямо на крышу, где они фотографировали и когда лифт открылся, в нем находился человек с глазами цвета воды. Он набросился на меня и представился Ричардом Бакли, сказав, что одежда нужна внизу и предложил проводить меня туда, в то место, которое называлось тогда «модный шкаф». Он был вежливым и он был законченным идиотом. Он пританцовывал вокруг меня, сверкая глазами, и очень старался быть очаровательным. В этом лифте я решил стать его супругом. Я очень прагматичный и я был как, ОК, здесь есть какая-то связь. Он пометил галочкой каждую коробку и, бум, между делом мы прибыли на первый этаж, я был как, ОК, куплен с потрохами. Он казался таким собранным. Он был таким красивым, он был таким общительным, он был таким взрослым, в общем, он пугал меня. И он действительно охотился за мной – но не так что ему приходилось очень напрягаться. Это возбуждало меня, но также и пугало, потому что я знал он был другим и что бы там ни было, я чувствовал себя с ним по-другому, нежели чувствовал раньше.
Мы вместе ходили за покупками на Рождество однажды в субботу и проводили почти каждый вечер вместе после нескольких свиданий. Прошло, возможно, несколько дней, прежде чем мы сказали что-то вроде: «Я думаю, я люблю тебя». Теперь мы говорим это друг другу каждый раз, когда засыпаем и когда заканчиваем каждый телефонный разговор и каждое электронное письмо. Я действительно верю в то, что каждый раз, когда вы думаете «я люблю тебя», вы должны сказать это. Каждый раз, когда вы думаете о том, чтобы взять их за руки или поцеловать их, вы должны сделать это. Я делаю это каждый раз.
Мы вместе пошли домой отметить Рождество и когда вернулись, он дал мне ключ от своей квартиры и попросил переехать к нему, и я переехал. Мы знали друг друга меньше месяца. Он жил с кем-то три или четыре года, но это не были действительно серьезные отношения и он вполне сознательно искал их. Он пришел к этому, когда ему исполнилось 38, а мне было 25, но мы оба были готовы определиться и влюбиться и жить с кем-то. Я спал со многими людьми и получил хорошую долю секса, наркотиков и рок-н-ролла. Я переспал первый раз, когда мне было 14. В школе у меня была подружка, которая была дважды беременна, пока мы были вместе. В то время, в 70-х, аборт был осознанной формой контроля над рождаемостью, и я думаю, в большинстве школ в то время это было вполне обычно. Я, разумеется, не стал бы делать это, если бы я был с кем-то сейчас, даже будучи подростком, так что я думаю, что это было частью той эпохи и обыденность, с которой секс изображался по телевизору. В старых телевизионных программах 70-х, каждый надеялся оказаться в кровати с каждым, и это было обычным делом.
Я думаю, СПИД определенно изменил это.
Один из самых первых людей, у которых диагностировали, как его тогда называли «рак геев» в 1981 году, был моим другом. Это совершенно выбило меня из колеи, и с тех пор я тщательно предохранялся. Это, возможно, спасло мне жизнь, но это подпортило мысли о сексе. Я просто ассоциирую секс со смертью. У нас с Ричардом было три свидания прежде, чем мы занялись сексом, потому что мой первый друг находился в госпитале, умирая от СПИДа, и лучший друг Ричарда тоже. Так что мы шли на свидание, потом шли в госпиталь; в результате все время думали об этом. Это был ненормальный страх и он оказал влияние на наши ранние сексуальные отношения чрезвычайно: трудно смотреть как умирают твои самые близкие друзья в то время, когда мы сами влюблялись. Если мы составим список, я мог бы сказать, что половины наших друзей с начала 80-х больше нет с нами. Это продолжалось до начала 90-х – это было просто не остановить. (* - не уверена)
Три года спустя, после того, как мы начали жить вместе, у Ричарда обнаружили рак, и тогда было сказано, что это вполне может быть смертельно. У нас было достаточное количество личных семейных трагедий и подобные вещи в конечно счете делают вас ближе, потому что вы проходите через это вместе и они обогащают вашу историю.
Стареть вместе было интересно, потому что мы оба менялись. Я был очень спокойным в начале наших отношений – я действительно очень, невероятно, почти патологически застенчивый человек, во что никто не верит сегодня, потому что я также смастерил рабочий\публичный фасад, который требует невероятного количество энергии. А Ричард, когда мы впервые познакомились, был очень, очень общительным и разговорчивым. Ричард – экстраверт, а я – интроверт, но встретив нас сегодня, вы подумали бы, что все наоборот. Ричард сейчас все более и более спокойный, особенно, если он хорошо вас знает. Но если вы встретите Ричарда на вечеринке он невероятно живой. Я ненавижу вечеринки и стараюсь их не посещать. Я предпочитаю обед на двоих или на 4-6 человек.
Одна из вещей, которая всегда забавляет меня - забавляет не то слово, потому что она меня не забавляет – но часто я обедаю с очень близкими друзьями, натуралами, и они узнают, что мы с Ричардом живем вместе 24 года, и их реакция часто: «Вау, вы вместе 24 года! Это так мило. Я не думал, что геи могут быть вместе так долго». И я говорю: «Почему? О чем ты?».
Некоторые наиболее длительные отношения, которые я знаю, были у однополых пар. Многие мои натуральные друзья женятся и разводятся, женятся и разводятся всё то время, что мы с Ричардом вместе. Я думаю, что даже у очень образованных, либеральных друзей есть предрассудок, что ориентация, возможно, имеет больше отношения к сексу, чем, к чувствам, это удивляет и поражает в сегодняшнем мире. Я из тех, кому нравятся постоянные отношения, и всегда хотел и искал этого, и это возможно всегда было бы так, не важно был бы я геем или натуралом. Мы с Ричардом связаны, и я думаю, это чувствуется, когда вы смотрите кому-то в глаза и ощущаете, что вы знали его всю жизнь. Это как вернуться домой.
Часть 2
Ричард Бакли, писатель:
После 3,5 лет в Париже я вернулся в Нью-Йорк чтобы стать редактором нового глянцевого журнала, названного «Scene». На четвертый день моего возвращения в город я участвовал в шоу молодого дизайнера по имени Дэвид Камерон. Пока я ждал начала шоу (оно было перенесено на верхний этаж) я заметил задумчивого парня, стоящего в стороне от толпы, милого. Определенно милого. Когда шоу закончилось, я сел на свое место, развлекаясь с ручкой и записной книжкой, пока не увидел краем глаза его пальто из верблюжьей шерсти. Я вскочил и приготовился выйти вместе с ним. Как я сказал, мы были на верхнем этаже и самый быстрый путь вниз был по лестнице. Пока мы спускались я поглядывал на него время от времени и улыбался. Он ответил мне улыбкой. Таким образом мы достигли улицы, где, я клянусь, он побежал от меня.
Спустя 10 дней я поднялся на крышу здания журнала на 12-й улице, делаю отвратительные снимки для WWD, когда Оуэн, арт-директор, спросил меня, есть ли у меня бой-френд.
- Нет
- Ты встречаешься с кем-нибудь?
- Нет. Я не ходил никуда с тех пор, как вернулся.
- Почему?
- Меня здесь не было 3,5 года, я работаю на 2-х работах, чтобы влиться в рабочий ритм Нью-Йорка. Я не хочу отвлекаться.
- Есть ли у тебя кто-нибудь на примете? (* - перевод не точный, точнее не понимаю)
Тут я рассказал ему об этом парне: как я смотрел модный показ Дэвида Камерона и как он исчез. Буквально 2 минуты спустя Гарри из фотолаборатории поднялся на крышу и сказал: «Там парень от Кэти Хардвик забрать одежду». На крышу вышел тот самый парень с модного показа.
Я обернулся к Оуэну и сказал:
- Вот он.
- Кто?
- Вот он.
- Кто он?
- Он!
- Ты имеешь ввиду…
- Да.
Я подошел и сказал молодому человек, что могу дать ему всю одежду, кроме той, которую мы начали фотографировать скорее всего для обложки. Я проводил его вниз в лифте на этаж WWD. Все время, что мы спускались в лифте я трындел, как школьница. В этом месте, когда я рассказываю эту историю, я прикладываю руки к глазам и «хлопаю» пальцами как будто это ресницы. Я бесстыдно флиртовал с этим парнем. Он между тем не сказал ни слова, и чем молчаливее он был, тем тупее я становился. Когда я упаковал одежду в модном шкафу, я сказал ему: «Завтра вечером Кэти пригласила меня к себе на обед по поводу моего возвращения в Нью-Йорк». Я надеялся, что он упомянул бы об этом, и Кэти, которая соображала в гейских делах, пригласила бы его на обед.
На следующий вечер обед был великолепный, но молодого человека там не было. После обеда я отвел Кэти в сторону и спросил:
- Кто твой помощник?
- Това.
- Нет, не Това, а невероятно милый парень
- Тендер.
- Тендер?
- Его настоящее имя Том, но я зову его Тендер.
В это время Кэти была замужем за человеком по имени Том Сноден (Tom Snowden). Она сказала, что должна их как-то различать двух ее индюков Томов, поэтому один Таф (tough - жесткий) (ее муж) и другой (Форд) был Тендер (tender - нежный). Как я сказал, незабвенная Кэти немедленно ответила: «Он как раз для тебя, приходи на ланч в понедельник. Я все организую».
На самом деле, когда Кэти пришла на следующее утро, он закричала: «Тендер, зайди сюда!» Она сказал ему: «Ричард Бакли – редактор журнала мод Women’s Wear Daily и редактор Scene хочет прогулять с тобой Он очень важный. Он нам нужен. Возьми мою кредитку и своди его, куда он захочет».
В понедельник был проливной дождь и я прибыл в офис Кэти Хардвик, думая, что мы пойдем в ресторан. Нет. У нас был томатный суп и болонские сэндвичи в ее офисе. Посреди ланча Том встал и сказал, что ему нужно вернуться к работе. В этот момент я подумал: мне 38, ему 25. Он не пацан. Три облома, можно быть свободным.
Я вернулся в мой офис и через 10 минут зазвонил телефон.
- Алло.
- Это Том Форд от Кэти Хардвик. Я звоню узнать, могу я пригласить вас куда-нибудь выпить как-нибудь вечером?
Меня застигли врасплох, потому что я начал думать, что он был заносчивый мелкий ублюдком, поэтому сказал: «Хорошо, сегодня и завтра вечером у меня деловые обеды. В среду вечером я уезжаю на День Благодарения. Как насчет оставшейся недели?» Он сказал, что это прекрасно. Потом мы оставались на линии еще несколько минут, и он действительно начал говорить со мной, и я подумал: «Он вовсе не заносчивый». Наконец я сказал: «Слушай, завтрашний обед еще не утвержден. Если он отменится, могу я позвонить тебе в последнюю минуту?» Он сказал: «Конечно».
Итак, для меня это была 24-х часовая адреналиновая встряска, потому что у меня не было делового обеда, не было Дня Благодарения. Ничего. В 16.23 во вторник я позвонил ему, сказал, что обед отменился и спросил, свободен ли он по-прежнему?
В наш первый день мы пошли в дешевый ресторан в верхнем Ист-сайде, который назывался Albuquerque Eats - я не думаю, что он еще существует. Том настроился на посиделки: «И через 10 лет я буду показывать собственную коллекцию в Париже, и я буду миллионером, и я сделаю то, и я сделаю это...»
А я сидел и думал: «Боже, этот парень такой наивный». Но по мере того, как мы продолжали беседовать о других вещах, возникло чувство, как будто заглядываешь в кроличью нору. Я чувствовал, глядя ему в глаза, как всё вокруг начинает безумно вращаться и тебя затягивает внутрь в его бездну. Было видно, что он хороший человек с большим сердцем. Это было уже не столько физическое влечение, сколько захватывающая тебя мистическая волна».
У меня было много отношений, и ко многим вещам я относился с подозрением, но с Томом я старался не допустить ошибок, которые совершал с другими. Я много раз обжигался и сохранял дистанцию. А в Новый 1986 год мы не выходили на улицу. Мы остались в моем небольшом номере в Saint Mark’s Place. Я подарил ему небольшую коробочку Тиффани и внутри был ключ от моего номера. Он переехал на следующий день.
Том прекрасный современный джентльмен. Мы оба в этом старомодны. Мы оба встаем, когда подходят женщины и пропускаем людей вперед. Люди замечают, если у вас хорошие манеры. И они это ценят. Вы выказываете им свое уважение. Когда у меня обнаружили рак горла в 1989 году, Том вычеркнул из нашей жизни некоторых людей из-за их реакции. Мой лучший друг и мой учитель умерли – один в 87 или 88, другой на год позже – оба от СПИДа и многие люди предполагали, что у меня СПИД и были те, кто не хотели приходить ко мне потому что боялись заразиться. И Том просто вычеркнул их, даже не разговаривал, если встречал их на улице.
Я не могу представить себя без Тома. Я не могу представить, что будет, если с ним что-то случится. Для меня существует только Том. Он все еще тот человек с добрым сердцем, которого я встретил 24 года назад.